И я, наверно, снюсь кому-то....
Сергей Каратов
Сергей Каратов
КОЛОКОЛЬЧИК
- Вот - сказали - иди и найди! -
Дали мальчику хлеб и уздечку.
Был туман и рассвет впереди,
И отправился мальчик за речку.
Лес высокий за речкой темнел,
Угодил он в какие-то дебри;
Ему чудились рыси и вепри,
Но вдали колокольчик звенел.
Дедов конь был белей чем туман.
Может быть, он и слился с туманом?
Мальчик знал,
что раскроет обман,
И пощипывал хлеб из кармана.
А в кустах колокольчик звенел
И заманивал дальше и дальше.
Подходил - но ни вмятины даже,
И опять колокольчик звенел.
Спохватились: где мальчик, где конь?
Проклинать и корить себя стали,
Всем селом потеряли покой,
Далеко разбрелись и устали.
Лес высокий за речкой темнел,
Свет холодный струился из камня.
Все искали мальчишку, искали.
А вдали колокольчик звенел.
************
Не оставляйте женщину одну,
чтоб на нее не возводить вину
за смех и за ее беспечный вид,
что прикрывает горечь всех обид.
Обид за то, что нелегко одной,
за то, что жизнь проходит стороной,
за то, что вы -
в заботах и делах,
за то, что тени прячутся в углах...
Не оставляйте женщину одну,
свободную, но все-таки в плену,
в плену чужих, настороженных глаз,
что так ее преследуют подчас.
Как не забыть наказ издалека,
когда ей кружат голову слегка
из уст других
высокие слова
и рук чужих недолгие права...
Чтоб не искать в своих домах следов,
чтоб не чинить по глупости судов,
чтоб не будить
сомнения струну,
не оставляйте женщину одну.
1978
************
ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Душа моя, ты соглядатай
всего, что уходит, дразня.
Какие-то вечные даты
преследуют день ото дня.
И нет ни единой страницы,
листка ни единого нет,
куда б
хоть на день отстраниться
от всех воздаяний и лепт.
Плод тянет к земле свою ветку,
склоняется колос к меже.
И только душа человека
к такой же
стремится душе.
Является ветер морозный
наматывать дым на столбы.
Впервые не выглядит грозной
железная воля судьбы.
Отринув назойливость даты
за пологом яркого дня,
я выйду
на улицу Данте –
и вечность обнимет меня.
************
ПРОБУЖДЕНИЕ
Дочери Юле День встает, молодой и свободный,
И невольно задержится взгляд
Там, где запах реки многоледной
Люди ловят и лодки смолят.
Здравствуй, зимних законов отмена!
Золотится на взгорке крутом
Пена стружки - кипучая пена,
из которой рождается дом.
Серебром наполняются сети,
Оживает зерно в борозде,
И спешат восхищенные дети
Поклоняться огню и воде.
************
ПЕТУХ
Часу в четвертом или в шесть
шальной петух,
взлетев на шест,
железный клюв вонзил в астрал
и с тишины чехол содрал.
Еще не сел в седло пастух,
а ты, ухватистый петух,
стоишь над морем начеку,
весь изготовившись к броску.
Кой-где насилие и зло
вершат…
но время истекло –
по морю и материку
несется клич «кукареку!»
И так повсюду и везде
к шести качался на шесте
противник всех бесовских сил –
петух над миром голосил.
Бывало, влепишься во тьму,
но к людям выйдешь
по нему.
Король певцов и забияк,
петух по духу мне – свояк.
Зарю раздули два крыла,
как символ света и тепла.
Вот так и я
на всем веку
по грани тьмы веду строку.
************
ПАНТЕИСТИЧЕСКОЕ
Подумать только,
что за блажь –
приют приглядывать летами,
и жилистый плести шалаш,
и устилать его цветами.
Жить миром лилии, леща…
Бросаться вплавь,
сдувая ряску,
и всей чащобой трепеща,
тащить широкого подъязка.
Иль уходить в столетний лес,
где каждый пень –
журнальный столик,
и восхищаться, что исчез
и никуда спешить не стоит.
Чтоб только отблески весла,
чтоб только шорох краснотала,
чтоб память
буйно заросла,
непроходимой чащей стала.
************
НОЧНОЕ ДУНОВЕНИЕ
Ночной комар - моя кровиночка,
вдруг полетит,
куда захочется.
Роса за пазуху травиночке
стекает тихо и щекочется.
Свиданья с солнцем
ждут подсолнухи,
чтоб целый день за ним приглядывать.
Ночные шорохи и всполохи
я стану в памяти откладывать.
Все бренно - мнимое и сущее,
что друг за друга
так цепляются...
Моя кровиночка поющая
к поющим звездам удаляется.
************
* * *
Гале
А мы с тобой в Париже не бывали.
Хотели побывать,
да вот едва ли
Удастся по студенческим билетам…
И все-таки давай мечтать об этом,
Об этом, иль о чем-нибудь другом.
Мы в номере живем недорогом.
Тысячелетний Витебск за окном.
А по Двине весь день снуют суда
туда-сюда.
Пойдем гулять по берегу Двины,
Мы многое успеть еще должны.
Отыщем дом,
где рисовал Шагал,
Прислушаемся там к его шагам,
Что в будущем давно уже…
А мы
Еще куда-то тянемся из тьмы
И смотрим с ощущением вины,
Как слизывают волны вдоль Двины
Следы войны.
Какая полноводная весна!
Давай возьмем некрепкого вина
И выпьем за гостиничный уют,
За те суда, что по реке снуют,
За светлый день и призрачную тишь,
За Витебск – наш сегодняшний Париж.
1977
************
* * *
Гале
А мы с тобой в Париже не бывали.
Хотели побывать,
да вот едва ли
Удастся по студенческим билетам…
И все-таки давай мечтать об этом,
Об этом, иль о чем-нибудь другом.
Мы в номере живем недорогом.
Тысячелетний Витебск за окном.
А по Двине весь день снуют суда
туда-сюда.
Пойдем гулять по берегу Двины,
Мы многое успеть еще должны.
Отыщем дом,
где рисовал Шагал,
Прислушаемся там к его шагам,
Что в будущем давно уже…
А мы
Еще куда-то тянемся из тьмы
И смотрим с ощущением вины,
Как слизывают волны вдоль Двины
Следы войны.
Какая полноводная весна!
Давай возьмем некрепкого вина
И выпьем за гостиничный уют,
За те суда, что по реке снуют,
За светлый день и призрачную тишь,
За Витебск – наш сегодняшний Париж.
1977
************
В ПЛАВАНЬЕ
То копченье, то засолка,
рыбный запах от кают.
Ива, иволга и Волга
мне покоя не дают.
Я бы мог под этой ивой
длинный невод заводить
и коня с игреней гривой
к водопою приводить.
Я бы мог над этой кручей
пятистенную срубить,
я бы мог, на всякий случай,
многих женщин не любить.
А любить одну и долго,
опекая наш уют.
Ива, иволга и Волга
мне покоя не дают.
1989
************
* * *
Все сумятица и тлен.
Дайте карты без накрапа...
Что за ветер перемен,
если он сдувает шляпу
с бедной головы поэта?
Шелестя, летит газета,
как рецепт стране
от хвори.
Плут да ряженый в фаворе.
Узнаем гримасы века:
вот фонарь,
а вон аптека,
хвост дракона у пивной;
тень маячит под стеной -
от поэта и абрека
не отозванный конвой.
************
* * *
Наброски городов, и память
пламенеет,
и, женщина облитая луной,
весь вечер из души вытягивает невод,
наполненный то счастьем, то виной.
Приморье с колоннадой кипарисов,
с зубцами генуэзских крепостей.
За опечатанные ласточкой карнизы
легла заря погасших новостей.
Лишь небо не нуждается в опоре,
а женщина касается плечом
из прошлого...
Стою и к пульсу моря
прислушиваюсь лечащим врачом.
************
М О С К В А
Москва лаконично столична,
до мозга костей театральна;
ко всяким слезам безразлична,
ко всяким порывам нейтральна.
Таращишь глаза в плоскогорье
сквозь все рококо и ампиры.
Москва это -
сто метров над уровнем моря,
сто тысяч над уровнем мира.
Идешь по Тверскому бульвару
к тесовым Никитским воротам,
устав от речей и угару,
туда,
от острогов к остротам,
туда, где в хмельном и влюбленном
кругу под брезентом и фетром,
в грохочущем,
вечно-зеленом,
летишь рассекреченным ветром,
где ждут купола под Коломной,
и зорь полыханье под Клязьмой.
Но клянчишь билет под колонной
и – здравствуй, мой город,
о, князь мой!,
туда, где торговля без боя,
и ценник нигде не приколот,
скатали площадку бейсбола,
признав победителем
холод,
где прошлое наше - под пломбой,
и снег на погонах не тает,
и вместе с горою Поклонной
историю
рвут и латают,
туда, где веселье и бражня,
и дух подбирается к силе,
и мир веселит
телебашня,
сосущая соки России.
************
«ОЖИДАНИЕ ЧУДА» 2002
АДАМ И ЕВА
Лежал, надкушенный слегка,
запретный плод познанья.
Два человеческих ростка
и в горе, и в изгнанье.
Приняв роль мужа, роль жены,
внезапно и некстати,
они покоя лишены
и Божьей благодати.
Так выбор сделала судьба –
идти и улыбаться
На голь, на вольные хлеба –
хлебать не расхлебаться!..
Нам не постигнуть никогда
величья их крушенья.
О, вкус запретного плода!
О, сила искушенья!
1999
Copyright © 2008
