в некое идиоматическое целое, как, скажем, «таблица Менделеева», «мазь Вишневского», «книга рекордов Гиннеса», «сказы Бажова» и т.д. А что уже там стоит за этим словосочетанием – это дело тех, кто пожелает конкретного внедрения в тему. Даже такому яркому и многогранному творцу, скульптору, художнику, мыслителю и изобретателю, каковым являлся Леонардо Да Винчи, и то стараются приписать только одно из этих направлений его деятельности: художник. Так проще для усвоения и запоминания. Человек так устроен, что ему сложно заводить картотеки, где были бы разложены и описаны все хранимые в доме книги (если это дом книголюба или филолога), все рабочие инструменты (если это столяр-краснодеревщик), все названия поделочных и полудрагоценных камней (если это камнерез или коллекционер минералов) и т.д. Но ему сложно этим заниматься, потому что это целая отдельная работа – систематизация. Надо помнить, какую ты книгу взял для работы и точно туда же ее вернул на полку. Иначе возникнет путаница. Когда-то шведский ученый Карл Линней взялся за работу над описанием и разложением по научным полочкам всех видов растений, имеющихся на нашей планете. Невероятный труд, но кто-то же должен был взяться за наведение порядка в мире растений. Точнее говоря, за приведение в порядок наших представлений об этом неохваченном до него хозяйстве на планете Земля. Подобного рода инвентаризацию человечество проводит постоянно, то и дело архивируя имена деятелей науки, производства, культуры, искусства, сращивая их с наиболее заметным открытием, изобретением, написанным романом, сочиненным музыкальным произведением. Хотя бы чем-то одним, чтобы долго не морочить себе голову. Допустим, говоря о поэте Твардовском, все сразу же назовут его поэму «Василий Теркин», а, вспоминая о Микеланджело, прежде всего на ум придет его «Сикстинская капелла». Потом, оказавшись в Ватикане, человек долго будет стоять под этой настенной росписью, и думать не столько о величии мастера, сколько о времени как веществе, рожденном мыслью Всевышнего. 
          Почему возник вопрос о систематизации в разговоре о творчестве художника Александра Трифонова, спросит меня читатель?
Дело в том, что этому незаурядному человеку всего только тридцать лет, а выполнил он уже более пятисот различных полотен. Огромный багаж, в котором следует разобраться и основательно оценить сделанное. Скажем так, провести творческую инвентаризацию, или подвести некий итог за этот первый этап жизни. Если учесть, что художники являются долгожителями, то тридцать лет, это только начало творческой карьеры Александра Трифонова. Однако за это время его картины неоднократно выставляются не только в Москве, но и принимают участие в зарубежных экспозициях таких, как в Джерси-Сити в США и на острове Мальта. Побывали они и на аукционах современной русской живописи, проводившихся в Париже, Нью-Йорке.
          Лично мне довелось видеть работы молодого художника в минувшем году в галерее «Кентавр». Картины пятнадцати художников из Санкт-Петербурга, размещенные в нескольких комнатах и коридорах, и среди них самая большая экспозиция работ Александра Трифонова. Запоминающееся зрелище, хотя о живописи следует не столько говорить, сколько на нее смотреть. И сразу вспоминаются строки поэта Александра Блока: «Всех линий – таянье и пенье». Стихи вошли в цикл «Кармен», связанном с зажигательными испанскими танцами, исполняемыми его романтической героиней Кармен. Это не случайное совпадение: Блок в молодости тоже «переболел» грациозной и пластичной поэзией танца. 
          Каждому человеку важно осознавать, что он не является чужим на этом коротком и бурном празднике жизни. Думается, что Александр Трифонов нашел свое место. Пройдя школу театрального художника, он пришел в журнал «Наша улица». И не просто пришел и стал главным художником. Он сумел создать настоящий облик журнала 21 века. Яркий, красочный, запоминающийся своими репродукциями картин и фотографиями улиц Москвы – абсолютно неисчерпаемая тема – журнал «Наша улица» привлекает к себе все большее число читателей. Кроме того, А. Трифонов оформляет книги, выходящие в издательстве «Книжный сад», которое возглавляет писатель Юрий Кувалдин. Читатель наверняка обратил внимание на необычное оформление книг Кирилла Ковальджи, Юрия Кувалдина, Андрея Яхонтова, Игоря Меламеда, Нины Красновой, Сергея Михайлина-Плавского, Валерия Поздеева и многих других авторов, чьи произведения вышли в издательстве «Книжный сад». На каждой книге мы можем встретить творческий почерк Александра Трифонова, потому что он не повторяется, и каждая ежегодная кассета авторов имеет свое цветовое решение. Помимо того, по новым книгам мы можем отслеживать творческий рост художника, который любезно предоставляет читателю одну-две репродукции со своих последних полотен. Возникает прекрасный творческий синтез пера и кисти.
          Задача живописи, если на нее вообще возлагается какая-то задача, может заключаться не только в том, чтобы воспроизводить увиденное, но и наталкивать на мысль, на возникновение ассоциаций, связанных с теми или иными событиями или явлениями, переживаемыми человеком. Мысль скорее всего способна родиться не от сфотографированного пейзажа или пышного натюрморта, а от «черного квадрата» или «красного коня».
Восьмидесятые и девяностые годы прошлого века, на которые пришлись первые шаги и становление молодого художника Александра Трифонова, были в России чрезвычайно бурными, полными потрясений и столкновений огромных сообществ и даже целых республик, некогда составлявших Советский Союз. То, что хорошо для творца, помните тютчевское «блажен, кто посетил сей мир, в его минуты роковые», то плохо для юноши с неокрепшей психикой, на глазах у которого рушились привычные устои, обваливались границы его мира, происходили невероятные метаморфозы в понимании нравственности и духовных ценностей. Осознание нереальности происходящего привело его к авангардизму, который стал спасительной ширмой, за которой как в темноте кинокамеры рождались немыслимые сюжеты его будущих авангардистских полотен. Надо сказать, что эти годы сыграли для Александра Трифонова скорее положительную роль, чем отрицательную. Происходила смена вех, и только в первую очередь молодежи, с ее необузданными страстями эти перемены и пришлись по душе. Только молодость, не познавшая никаких ограничений, в которых вынуждены были развиваться творцы старших поколений, могла себе позволить любые новации.
          В основе творческого кредо Трифонова заложены танцы, в основном испанские народные, такие как болеро, сарабанда, сегидилья, фламенко. Мы встретимся с этими экзотическими названиями, когда будем путешествовать по огромной гипотетической галерее среди развешанных полотен художника. Краски его ложатся на полотно, как говорится, «живьем», не особенно претерпевая перемешивание на подмалевке. Отсюда их яркость и привлекательность, подобная смальте на мозаике или цветному стеклу, из которого выполнены его танцующие бутылки. Динамика этих образов красочна, музыка, которая слышится изнутри этих полотен – мажорна.
И все же! Декадентство, дух упадничества, тем не менее, просматривается за его внешне бодрым жонглированием бутылками. Милое зрелище иногда дополняется присутствием «алкана» или в народном фольклоре - «алконавта», что не может не насторожить зрителя, навести его на мысль о распаде нации.
          Декадентство как болезненная утонченность, нарочитая усложненность, соединение аллегорий в один извивающийся клубок, будь это завитые горлышками бутылки или селедка в соседстве с разорванной газетой «Московский комсомолец», портрет известного и яркого писателя Юрия Кувалдина, исполненный в творческой манере Пабло Пикассо: отражение лица в осколках разбитого зеркала. Схожесть манер еще ни о чем не говорит: и художник Мартирос Сарьян рисовал горы родной Армении, и Николай Рерих посвятил Тибету множество своих полотен. Такая же яркость красок. Но и у того и у другого мастера есть личное клеймо – это его душа. У Сарьяна – теплота и любовь к местам, где прошло его детство, а у Рериха – это постижение безмерности мира. Так вот душа молодого мастера Трифонова уловила в портрете писателя Кувалдина нечто новое, неуловимое на первый взгляд, но характерное только этому веку, и только этой по-особому одаренной личности.
          «Завтрак московского комсомольца» - это некий экскурс в классику отечественной и зарубежной живописи: «Завтрак аристократа» и «Завтрак на траве», а еще мы можем разглядеть натюрморт, принадлежащий кисти автора картины «Купание красного коня». Синтез множества направлений и течений в искусстве может рождаться на стыке времен, на изломе, когда угадываются приемы письма, манера того или иного мастера, но надо всем этим уже господствует новое веяние, олицетворяющее реалии нового времени с неизменным отождествлением его в сознании современников с процессами, происходящими в обществе. Художник К. С. Петров-Водкин в начале века создавал натюрморт с селедкой как символ того времени обновления, приход которого сопровождался голодом и разрухой. А молодой художник Александр Трифонов разрывает газету, представляющую образчик времени. Он словно бы уводит своего почитателя в запредельность, в некую трансцендентность, без которой, по мнению философа Канта, не может быть великого творчества. 
          Каждый век отличается своими особенностями, своими манифестами, бунтами и своими средствами передачи информации. Интересно в этом отношении высказывание критика тех лет, сравнивающего художников 18 века с коллегами века последующего: «Все та же ничем еще не сдерживаемая «широкость натуры» вызвала к жизни русскую науку, русский театр, покончила с периодом нащупываний и растерянных исканий в русских пластических художествах и дала им новое направление, новый смысл. Не забудем, что Левицкие, Антроповы, Чемисовы, Кокориновы, Баженовы, Рокотовы образовались (состоялись К.С.) при Елизавете и не забудем еще того, чем именно эти Елизаветинские художники отличаются от типичных Екатерининских: они отличаются моментом колоссального в искусстве значения – жизненностью».
          Вот над какими проблемами ломали копья предыдущие поколения мастеров кисти. Похоже, в наше время эти проблемы отошли на второй план или нашли свои способы выражения – через некую предметность. Как в известной народной примете: рождается много мальчиков – к войне. Аналогично: если художник выписывает много бутылок – к спаиванию нации. Просто надо найти ключ к раскрытию подтекста, заложенного в эти аллегории.
          Скорбное, построенное на полном отчаяния диссонансе красных и желтых тонов в картине «Право на репродукцию» оставляет ощущение, что человечество до дыр износило и опошлило в своем сознании образ богоматери и младенца Христа своим не столько безверием, сколько вероподобием. Отсюда и взгляд художника, пронзительный, точный, сумевший уловить это веяние в мятущейся в поисках смысла жизни человеческой массе. 
          На полотнах Казимира Малевича нет лиц, какие вырисовывал блестящий портретист Рокотов. Скорее схемы. На полотнах нашего современника - художника Зверева мы наблюдаем растворение лица, его плавный переход в линии или беглые мазки, уход лица в фон картины, полное его растворение в безжизненной субстанции мира. Александр Трифонов пошел еще дальше: он вообще обезличил свои картины. Даже Мадонна с младенцем Христом являют собой некие муляжи, выполненные из трескающегося и осыпающегося фарфора. В картинах Трифонова присутствуют сидящие за столом пиджаки, кепки, бутылки перед ними, но в этих пиджаках и кепках – пустота. 
          Англо-американский поэт Томас Элиот в 1925 году написал поэму «Полые люди». У его героев была хотя бы оболочка, а Трифонов не увидел даже этого – настолько он разочарован в тех персонажах, которые он поместил в свои картины, словно бы он позаимствовал их из сказки про шапку-невидимку.
          В эсхатологических мифах древних египтян в их пантеоне богов, силы добра олицетворял бог Гор, находящийся в вечном конфликте с богом Сетом, представляющим силы зла. У Гора – сына Исиды и Осириса - фигура человека, а голова сокола. Его глаза - это Солнце и Луна. В споре за верховную власть Гор победил Сета, бога тьмы, и во имя спасения своего отца Осириса, он отдает коварно убитому отцу свой глаз. Осирис проглатывает глаз-Солнце и оживает. Этот образ мы можем встретить в ряде картин Трифонова: «Болеро», «Сегидилья», «Сарабанда». Здесь произошло соединение древних египетских мифов с испанскими народными танцами. Что ж, тоже нечто новое. Возможно, художник вкладывал иные замыслы в свои произведения. Но на то и фантазия, чтобы благодаря ей, каждый смог найти эстетическое наслаждение, рассматривая те или иные картины. Какую гамму чувств испытываешь, стоя перед картинами Василия Кандинского, одного из основоположников абстрактного искусства. Подлинно художественное произведение оказывает воздействие как на созерцательную способность человека, так и на его логическое мышление. Чем богаче палитра красок и ярче пафос произведения, тем сильнее его воздействие. Из всех деяний человека жизнеспособно только искусство, выраженное в слове, в музыке, в красках, отчасти в архитектуре.
          Древние египетские жрецы и астрологи пытливо взирали в небеса и постигали его тайны, через систему символов внедряя в сознание современников практическое предназначение тех или иных природных явлений. В созвездии Дева находится точка осеннего равноденствия. Это время уборки урожая. Хлебный колос в руке Девы означает символ возникновения жизни. Застывшая поза означает ее вечность и неподвластность ни времени, ни пространству. Присутствующий в иероглифическом изображении бог подземного царства - Анубис олицетворяет мысль, что смерть и жизнь - явления преходящие и подчинены вселенской цикличности, которую пытается постичь человек. Анубис представлялся египтянам в виде лежащего шакала. По другой версии – это зооморфное существо – полушакал, получеловек. Он покровительствует усопшим, он играет значительную роль в погребальном ритуале. Образ Анубиса мы видим и фильме «Сталкер» кинорежиссера Андрея Тарковского. Там он сидит в ожидании смерти героя, чтобы проводить его в последний путь.
          Александр Трифонов не обошел своим вниманием и это божество, нередко обращаясь к нему в своих работах.
Не чужды ему и мотивы современности. Скажем его работа «В электричке», репродукция которой помещена на обложке журнала «Наша улица», вызвала у моего собеседника запоминающееся высказывание. На картине изображен пассажир в вагоне, который вскинул правую руку и ладонью приложился ко лбу. Мой собеседник усмотрел в этом человека, который уехал с дачи, но вспомнил вдруг про не выключенный кран, вода из которого может залить несколько участков. Мне же показалось, что этот маленький, схематичный человек, каких мы видим в превеликом множестве вокруг себя, почувствовал озарение; его осенило, и он, наконец-то, пришел к самой главной своей мысли, благодаря которой он обретет долгожданное признание. Без нее его жизнь была просто-напросто лишена всякого смысла. Эта картина равна по замыслу известному произведению норвежского художника Эдварда Мунка. Психологическое полотно «Крик» у Мунка выполнено в экспрессивной манере. Полотно А. Трифонова «В электричке», которое я бы назвал «Озарение», тоже психологически точно отражает состояние лирического героя. Наверное, Архимед, сидя в ванне с водой и сделав открытие, тоже так же приложил ладонь ко лбу и воскликнул свое знаменитое «Эврика!».
          А что может увидеть за всем этим мифотворчеством Трифонова почитатель его таланта? Наверное, мастерство, тайнопись, нежелание подражать признанным художникам. Меняется все, меняется и язык живописи. Александр молод, он еще в поисках. И ему предстоит создать свой мир, не похожий ни на чей из ныне существующих.